О том, что идея вообще не настолько бессильна, чтобы оставаться всего лишь чем-то, к чему можно только стремиться, что должно быть, а не что само по себе есть нечто действительное, – об этом шла речь в одной из публикаций сайта (см. «От действительной разумности – к разумной действительности»).
В таком случае закономерно встает вопрос: почему столь трудно найти в истории примеры национальной идеи, ставшей той самой действительностью, а не остающейся идеалом, химерой в представлениях о ней философов, политиков и обывателей: либо чем-то слишком высоким, чтобы быть действительным, либо же слишком слабым для того, чтобы добыть себе свою действительность?
Там же была отмечена мысль Энгельса о том, что атрибут действительности принадлежит идее постольку, поскольку эта идея разумна и необходима.
Но тогда что же, до сих пор в истории не было предложено ни одной национальной идеи, которая оказалась бы разумной и необходимой, или проблема в чем-то другом?
Дело в том, что не бывает действительности разумной и необходимой на все времена; как заметил тот же Энгельс, всё действительное в человеческой истории становится со временем неразумным, а значит, оно неразумно уже по самой своей природе, заранее обременено неразумностью. А всё, что есть в человеческих головах разумного, призвано рано или поздно стать действительным, как бы оно ни противоречило существующей действительности, которая всего лишь нам кажется. Место отмирающей действительности занимает жизнеспособная действительность; занимает мирно, если старое достаточно рассудительно, чтобы умереть без сопротивления, – насильственно, если оно противится этой необходимости.
История так же, как и познание, писал далее Энгельс, не может получить окончательного завершения в каком-то совершенном, идеальном состоянии человечества; совершенное общество, совершенное “государство” – это вещи, которые могут существовать только в фантазии. Напротив, все общественные порядки, сменяющие друг друга в ходе истории, представляют собой лишь преходящие ступени бесконечного развития человеческого общества от низшей ступени к высшей.
Каждая ступень необходима и, таким образом, имеет свое оправдание для того времени и для тех условий, которым она обязана своим происхождением. Но она становится непрочной и лишается своего оправдания перед лицом новых, более высоких условий, постепенно развивающихся в ее собственных недрах. Она вынуждена уступить место более высокой ступени, которая, в свою очередь, также приходит в упадок и гибнет…
Следовательно, не существует раз навсегда данного критерия разумности национальной идеи, кто бы не формулировал ее содержание. Как не бывает ни одна национальная идея необходимой безотносительно к условиям ее формулирования и осуществления.
* * *
1. О разумности и необходимости национальной идеи
Если всякая вообще идея является действительной в той мере, в какой она 1) разумна и 2) необходима, значит это же относится и к национальной идее, и следовательно, требуется понимание того, что такое разумность идеи и что такое необходимость идеи.
Исходя из того, что действительность идеи зависит от ее разумности, на первый взгляд дело выглядит так, что разумной является всякая идея, которую ее автор стремится превратить в жизненную реальность. В таком случае нужно было бы признать разумными и идею «вечного двигателя», и идеи Платона об идеальном государстве, и идеи социалистов-утопистов об идеальном обществе с их первыми коммунами. Но историческая практика показала, что все эти идеи остались не осуществленными, не обрели своей действительности, а значит не могут быть признаны разумными в точном значении этого слова.
Впрочем, было бы несправедливым уравнять эти идеи с различными бессмысленными «идеями» (а на деле глупыми выдумками), которые их субъекты реально воплотили в жизнь (скажем, разрисовали татуировками всё тело, накачали губы силиконом и т.п.).
И вот здесь, пожалуй, надлежит обратить внимание на неразрывную связь между разумностью идеи и ее необходимостью (не случайно же Энгельс писал об этой "парочке"!).
Если идеализация государства и общества всегда была продиктована объективной жизненной необходимостью изменить общественные условия существования для больших групп населения, то «идеи» выделить свою персону в массе и привлечь повышенное внимание к себе окружающих, даже ценой причинения вреда своему здоровью, с объективной точки зрения никакой необходимости не представляют (хотя их субъекту эти его «идеи» могут казаться едва ли не смыслом существования).
Следовательно, первым и важнейшим условием разумности всякой идеи выступает ее необходимость. Если та или иная конкретная идея не является объективно необходимой, она не может рассматриваться как идея разумная.
А необходима лишь та идея, которая составляет предмет деятельности субъекта и посредством этой деятельности изменяются конкретные условия существования субъекта соответственно данному предмету. Другими словами, находясь в некоторых конкретных общественных условиях субъект, ощущая потребность изменить часть этих условий к лучшему для себя и других людей, определяет указанное изменение как предмет своей деятельности и направляет последнюю на его реализацию.
При этом понятие «необходимость» не означает нечто только «желательное» для субъекта, или требующееся ему, вроде теплой верхней одежды зимой; она есть самое процесс, в котором происходит превращение существующих условий в предмет: неугодные субъекту условия жизни изменяются на другие, которые им определены в качестве предмета его преобразовательной деятельности. (Именно так определял категорию "необходимость" Гегель, соотнося ее с категориями "возможность" и "действительность").
И если предмет определен субъектом правильно, то есть исходя из истинной оценки существующих условий и закономерности их развития, то этот предмет с необходимостью будет реализован и превратится из возможности в действительность.
В таком случае идея преобразования существующих общественных условий, заложенная в предмет деятельности субъекта, станет действительностью, следовательно, данная идея разумна. Если же предмет деятельности субъект определил ошибочно, то идея останется нереализованной, а потому в данном виде идею субъекта следует признать неразумной.
Всё сказанное относится к любой идее, в том числе и едва ли не в первую очередь к национальной идее.
Продолжение следует