(По материалу выступления на конференции в Институте государства и права
им. В.М. Корецкого НАН Украины 16.05.2017 г.)
В свое время Р.Иеринг назвал характерною чертой всего частного права идею о том, что индивидуальное право не обязано своим существованием государству, а существует в силу своей собственной правомочности, несет свое оправдание в самом себе, в автономии персоны, в основе которой (автономии) – собственность. То есть, имущество составляет материальную силу единичной личности. При этом данный автор отмечал: все римское частное право, как и право государственное, базировалось на презумпции, что обладатель частноправовой или общественной власти использует свою власть достойным образом.
Из этого отдельные авторы выводят предположение о ценности личности для римского права, в пользу которого вроде бы свидетельствует концепция естественного права, наиважнейшей чертой которой является ее единство с гражданским правом и правом народов. Концепция естественного права была знакома римскому обществу за несколько столетий до н.э., во всяком случае на момент распространения философии стоицизма. Система римского права строилась вокруг охраны интересов собственника, она была рассчитана на бдительность граждан и самостоятельность каждого гражданина при принятии им решений, а особенно – при совершении действий. Таким образом, эта система права предусматривала не опеку со стороны государства, а предоставление гражданам возможности добиваться справедливости своими силами. Р. Иеринг полагал, что забота о должнике, которую проявляло государство с эпохи Юстиниана, – прямое свидетельство ослабления права ( Шевцов С.П. Метаморфозы права. Право и правовая традиция / С.П. Шевцов: Нац. исслед. ун-т “Высшая школа экономики” – М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2014. с. 319-323).
С идеей естественного права связывают ценность личности в праве и немало современных теоретиков и философов права, сторонников сравнения его как некоторой первоосновы с правом положительным. Так, С.С. Алексеев прямо утверждал: истинно философское видение правовых явлений – это и есть в первую очередь их рассмотрение под углом зрения естественного права. Стержень идей естественного права – требования жизнедеятельности людей как разумных существ, а его настоящий человеческий смысл – свобода человека, его высокое положение в обществе, во всем миростроении (Алексеев С.С. Восхождение к праву. Поиски и решения. – М.: Издательство НОРМА, 2001. c. 417-419).
В связи с этим нельзя не задаться вопросом: если человек – разумное существо, то почему же созданное им положительное право не оказывается «требованиями жизнедеятельности людей как разумных существ»? Почему творение разумного человека оказывается «неразумным» положительным правом в отличие от неизвестно кем созданного и каким разумом «естественного» права? Но, похоже, этот вопрос даже не приходит в голову апологетам естественного права.
Характеристику человека как социально-правовой ценности другой автор – И.Л. Петрухин начинает с вопроса о соотношении интересов отдельного человека и всего общества; но при этом опирается на довольно сомнительный тезис о том, что подчинение личных интересов общественным может привести к прекращению социального развития. Источником развития, пишет он, как это ни парадоксально для юристов, есть так называемое «отклоняющееся поведение», когда отдельный человек или группа людей не соглашаются с принятыми в обществе стандартами действий, выдвигают новые идеи, борются за них и побеждают. Но отклонения могут иметь также негативное значение, если они препятствуют прогрессивному развитию (в частности, преступность). Вместе с тем, настаивает автор, независимо от того, как ответить на вопрос о происхождении человечества (эволюционное, от Бога или инопланетян), необходимо за каждым человеком признать абсолютную ценность, или, по выражению Канта, «статус самоценности»; при этом личность не должна быть орудием осуществления чьих-либо планов (Петрухин И.Л. Человек как социально-правовая ценность // Государство и право. – 1999. – № 10. – с. 83).
А далее после этой привлекательной декларации автор приводит примеры того, как попираєтся главная ценность – свобода личности в разных обществах и чем социологи объясняют феномен «бегства от свободы». История человечества, пишет он, свидетельствует о том, что политики и власть всегда используют человека в своих эгоистических целях, ссылаясь на общественные интересы и благо человека. В частности, он приводит слова Э. Фромма о том, что в период фашистской Германии миллионы людей отказывались от свободы с таким же запалом, как их отцы боролись за нее, и сравнивает указанные процессы с процессами в России в конце 90-х годов. Ценность человеческой личности, указывает он, падает в связи с культом денег, богатством на одной стороне и обнищанием – на другой. Тем не менее в итоге автор критикует коллективизм и останавливается на идее естественного права и естественных прав, за которыми стоят ценности, которые, однако, по-разному представляются в разные периоды человеческой истории. Тем не менее, утверждает И. Петрухин, в настоящее время естественные права – эталоны поведения, закрепленные в международных актах (Петрухин И.Л. Человек как социально-правовая ценность . – с. 84-90).
Вообще надо заметить, что сторонники универсальных естественных прав человека и взгляда на право под углом зрения естественного права чаще всего являются плохими диалектиками. Как утверждают, в частности, В. Карташкин и Е. Лукашева, каталог прав человека, провозглашенных в Общей декларации прав человека 1948 г., был основан на европейских ценностях. Однако с течением времени стало ясно: то, что было самоочевидным для европейского мышления, трудно воспринималось народами ряда регионов и культур, принадлежащих к другим цивилизациям. Не случайно поэтому после Европейской конвенции по правам человека 1950 г. были приняты Американская конвенция 1969 г., Африканская хартия прав человека и прав народов 1981 г., Исламская декларация прав человека 1990 г. и Арабская хартия прав человека 1999 г. В связи с этим американский правовед Г. Дж. Берман замечает, что в современных условиях представители Востока и Юга предлагают альтернативы закону человека Запада, и сам Запад засомневался в универсальной пригодности своего традиционного представления о праве, особенно для незападных культур.
Объяснение этому, полагают авторы, следует искать в неразрывной связи содержания прав человека с системой других нормативных регуляторов – религии, морали, обычаев, традиций, с высшими ценностями того или иного цивилизационного или культурно-исторического типа. Эти ценности определяют положение человека в обществе – меру свободы, равенства, справедливости в соответствии с его мироощущением ( Карташкин В.А., Лукашева Е.А. Международно-правовые стандарты прав человека: универсализм, регионализм, реалии // Государство и право. – 2010. – № 7. – с. 39-42). Однако с диалектикой этой неразрывной связи И. Петрухин не считается, отрицая коллективизм с позиции «естественного права» и естественных прав человека.
Вместе с тем, из набора его утверждений следует единственный логический вывод, а именно, что ценность личности для права определяется реальной социальной ценностью человека, а не тем, что о нем думают философы, или тем, как сама личность себя ценит, какое имеет самоуважение. Социальная ценность личности измеряется степенью уважения к ней со стороны других людей, тех социальных групп, к которым она принадлежит, а, в конечном счете, общества в целом. А такое уважение тем больше, чем больше человек работает на интересы общества. Между тем в праве (в т.ч. современном праве) указанное общественное уважение к человеку лишь так или иначе отражается. Право может «уважать» рабовладельца и ни во что не ставить раба, предоставлять важные привилегии феодалу, церковнику, буржуа, «забывая» при этом об уважении к крепостному, пролетарию, представителям нацменшинств, женщинам и т.д.
И когда утверждают, как, к примеру, французский философ-интуитивист Анри Бергсон, что у римского гражданина самоуважение сливалось с тем, что сегодня называется национализмом (Бергсон А. Два источника морали и религии / Пер. с фр., послесловие и примечания А.Б. Гофмана. – М.: “Канон”, 1994. - с. 71), то на это следует заметить, что в основе самоуважения личности лежит общественное уважение к ней, а не наоборот. И даже то же римское общество уважало своих граждан по-разному: кого больше, кого меньше, а некоторых и вообще не уважало.
Так, С. Шевцов приводит положение из Закона ХІІ Таблиц, согласно которому если отец трижды продаст сына (а все члены семьи полностью пребывали в собственности ее главы), то сын становится свободным от власти отца. Указанный закон, по мнению автора, был вызван злоупотреблениями со стороны отца властью над своими детьми, использованием им власти собственника ненадлежащим образом (Шевцов С.П. Метаморфозы права. Право и правовая традиция. - с. 320). Какое уж тут «уважение» личности…
Вообще, необходимо иметь в виду, что права человека в политической теории не имеют однозначной трактовки. В ортодоксальном либерализме, в отличие от консерватизма, права человека воспринимаются как такие, которые как бы давят на общество, публичная власть носит конвенциональный (условный и ограниченный) характер, а государство рассматривается как своего рода товарищество с ограниченной ответственностью, корпорация, главная задача которой – удовлетворить частные потребности своих членов. В консерватизме власти, напротив, придается сакральное (иррациональное или сверхрациональное) значение и утверждается ее связь с Абсолютом (Сверхценностью, Богом), и этим определяется цель всей социальной жизни индивидуальной личности и коллективної (социального сообщества, государства). Из людских достоинств одним из наиважнейших является потребность социального служения, желание исполнить свой нравственный долг. Поэтому свобода и право оправдываются принадлежностью к высшему разумному началу, личность связана служением общему благу, а государство есть его выразителем. Государство предстает верховным союзом и духовным организмом, которому подчиняется гражданское общество и к которому граждане относятся как части к целому. Права человека определяются государством, а естественные неотчуждаемые права отрицаются.
В связи с этим относительно неотчуждаемых прав известный русский правовед ХІХ в. Б. Чичерин замечал, что в действительной жизни не существует ни безусловной свободы, ни абсолютной гарантированности и неотъемлемости жизни: ибо даже самое ценное у человека – его жизнь может быть отнято за преступление или подвержено угрозе на войне; свобода может подвергаться ограничению не только за проступок, а и по обычному подозрению или с целью общественной безопасности; собственность также подвергается ущемлению налогами на усмотрение власти, она же принудительно может быть отчуждена во имя общественной пользы (Бадирян Г.М. Права личности: исторические и теоретические аспекты обоснования и признания // Государство и право. – 2006. – № 8. – с. 55).
А кроме либерализма и консерватизма есть еще и теория марксизма, их своеобразная «золотая середина»…
Р. Иеринг, конечно, был прав, когда связывал ценность для права личности в классовом обществе с частной собственностью, как с материальной силой единичной личности. Но есть ли здесь на самом деле ценность личности? Не подменяют ли понятием «личность» то, что ею не является, в частности, условия ее бытия? Сила личности проявляется не как сила собственности (являющейся отношением), а как рабочая сила данной личности; она проявляется через саму жизнедеятельность, через труд, благодаря которому только и может существовать собственность. Без труда всякая собственность мертва. Поэтому действительную ценность для общества человек составляет не как собственник, а исключительно как трудящийся человек. При этом не имеет значения, в материальном или духовном производстве человек осуществляет трудовую деятельность, реализует свою личность.
Из этого следует единственный вывод: только в обществе трудящихся человек представляет действительную социальную ценность и как таковой является настоящей ценностью также и для права. В этом меня убеждает практика советского общества, моя работа в сфере права. Я хорошо помню, как в 70-80-е годы был защищен трудовой человек, как право и вся правовая система государства работала на трудящегося человека, ее социальные права. Не случайно критики советской системы ведут речь в основном о политических правах и свободах, не касаясь тех социальных прав. А сегодняшнее право и вся правовая система «уважает» не личность, а скорее персону собственника, преимущественно нетрудовую собственность тех, кто грабит трудящихся на основе «естественного» права собственности, вопреки даже естественному праву человека на жизнь.
Если уж говорить о «естественном» праве человека, то природа превратила животное в человека не благодаря собственности, а благодаря труду. Личностью же человека делает не природа, а общество, опять-таки благодаря труду. А вот та же частная собственность, напротив, возвращает человеческую личность опять к животному существованию, что мы и видим в последнее время в повседневной жизни и с телевизионных экранов.
Именно этот факт констатирует И. Петрухин, утверждая, что «ценность человеческой личности уменьшается в связи с культом денег, богатством на одной стороне и обнищанием – на другой». Однако идеологическая заангажированность мешает ему понять настоящую причину падения ценности человеческой личности в современном обществе и праве. Человек представляет ценность для права как личность в современном буржуазном обществе не сам по себе, не благодаря своим способностям, знаниям, трудолюбию, а как обладатель главной «ценности» этого общества – частной собственности. А поскольку монополистический капитал все больше разоряет остальных собственников (так называемый «средний класс») и концентрирует в немногих руках богатство на одном полюсе, а возрастающее число пролетариев – на другом, то право «естественно» отражает этот процесс уменьшения количества «ценных личностей», обесценивая все большую их массу. При этом ценность для права «личности» олигархата вовсе не уменьшается, поскольку это его, олигархата, собственное право. Только вот вопрос: являются ли эти последние «ценные личности» человеческими личностями?…