Тема «гибридной войны» в последнее десятилетие заполнила различные информационные и экспертные площадки, однако обсуждение данной темы и оперирование указанным термином проходит в парадигме: «запели молодцы, кто в лес, кто по дрова». Между тем актуальность вопросов войны и мира с каждым днем все более обостряется, вынуждая определиться с понятием, что стоит за термином «гибридная война». Публикуемые заметки именно об этом, а также в выполнение того обещания, которое было дано в нашей публикации "О "неомарксизме" как зеркале кризиса научного социализма", открывающей данную рубрику "К научному социализму" (Еще раз о человеческой "природе" и ее постижении").
1. В публикациях на данную тему можно прочесть следующее. Термином «гибридная война» обозначают вид враждебных действий, когда нападающая сторона не применяет классическое военное вторжение, а достигает победы, сочетая разного рода диверсии с материально-технической поддержкой условных повстанцев. Сюда же можно отнести и кибервойны XXI века.
В рамках гибридной войны атакующая сторона всячески отрицает свою вовлеченность в боевые действия. Такая «ограниченная» война теоретически позволяет атакующим поддерживать конфликт долгое время: их финансовые траты и людские потери будут несравнимо меньше, чем в обычной войне.
«Гибридная война» – термин относительно новый. Его начали применять в начале XXI ст. американские военные публицисты Джеймс Мэттис и Френк Хоффман в статье, напечатанной в 2005 году. Затем Хоффман уточнил: по его мнению, в гибридной войне асимметричные (нетрадиционные) компоненты, например, партизаны, имеют важнейшее оперативное значение, в то время как в обычном военном конфликте их роль сводится, скорее, к отвлечению сил противника. То есть, согласно современным представлениям, гибридная война сочетает методы классической войны, диверсии/партизанские действия и новые информационные технологии.
Допустим, «гибридная война» как термин действительно имеет под собой основание. Главный вопрос: является ли она «войной нового поколения» или же нечто подобное было и раньше? Можно почти с полной уверенностью заявить, что похожие приемы использовали в глубокой древности. Противники далеко не всегда сходились «стенка на стенку», а применяли хитрость там, где это было возможно. Вспомним Пелопонесскую войну (431–404 гг. до н. э) между союзом во главе с Афинами и коалицией, возглавляемой Спартой. Афиняне захватили город Пилос всего в 70 км от Спарты в надежде на восстание спартанских рабов-илотов, что позволило бы союзу во главе с Афинами перейти к тому, что сейчас бы назвали «гибридной войной».
Другие эксперты видят ее признаки в германских войнах древнеримского императора Августа (12 г. до н. э. — 12 г. н. э.). Они стали «кашей» из открытых военных столкновений, диверсионно-разведывательных действий и провокаций римлян, а также их дипломатических усилий, направленных на разобщение и ослабление врага. Некоторые исследователи также называют классическую тактику отравления колодцев «проявлениями гибридной войны». В общем, древний мир был богат на «гибридные войны».
Элементы гибридной войны очень ярко проявились в 30-е годы XX столетия в Испании. Конфликт 1936–1939 годов стал одним из самых кровавых гражданских войн прошлого века. При этом Советский Союз, поддерживавший Испанскую Республику, и Германия, поддерживавшая Франсиско Франко, применяли «гибридные» технологии. Воевали не только испанцы. На стороне Франко сражались 150 тыс. итальянцев, 50 тыс. немцев, 20 тыс. португальцев, а также нацисты из многих других стран. Германия отправила военно-авиационную часть «Легион “Кондор”» общей численностью 5,5 тыс. человек. СССР тоже не оставался в тени. Противникам Франко Советы поставили 648 разных самолетов, 347 легких танков, 1186 артиллерийских орудий и многое другое. В боевых действиях на стороне Испанской республики поучаствовали более 2 тыс. граждан СССР, в том числе 772 военных летчика. Война в Испании, кстати, очень показательна в плане того, как меняются методы и рычаги влияния. Если сначала Советский Союз оказывал пассивную помощь и вообще хотел дистанцироваться от войны, то после 1937 года де-факто стал одним из полноценных участников конфликта.
Таким образом, компоненты того, что сейчас назвали бы «гибридной войной», имели место во все времена существования человеческой цивилизации, только назывались они иначе. Вмешательство более сильных стран в дела более слабых нельзя назвать «войной нового поколения»: оно было всегда, где-то более ярко выражено, где-то менее.
Из этого сделан вывод, что термин «гибридная война» считать научным не стоит, так как он не предполагает применение принципиально новых технологий ведения боевых действий. В широком смысле, это всего лишь активно используемый массмедиа еще один пропагандистский штамп.
2. К этому приведен такой комментарий историка, востоковеда и главного редактора портала Asia.in.UA Андрея Попова.
«“Гибридная война” в последние годы является топ-темой практически всех СМИ, но вряд ли кто-то сможет однозначно сказать, что это такое. Этот термин часто вспоминают как признак перехода к новому типу войн, хотя это абсурдно: люди всегда остаются людьми – инстинкты те же, но инструментарий другой. Проблема также в том, что эксперты в этот термин вкладывают слишком разный смысл. Так, для одних “гибридная война” – это синтез “симметричной” и “ассиметричной” тактик, то есть использование как регулярных войск, так и партизанских отрядов в боевых действиях, использование гибридных войск (совмещающих элементы других родов) или техники. Но это тоже уже не ново: история ХХ века – история таких войн. Для других этот термин носит, прежде всего, идеологический и информационный окрас, мол, “гибридной” можно назвать исключительно ту войну, которая ведется не только на поле брани, но и в информационном пространстве, в СМИ и соцсетях, “ботами” и “троллями”. Проще говоря – в головах людей.
Если с гибридными родами войск и техникой все более-менее понятно (с развитием технологий такие неизменно будут возникать), то второе значение термина требует пояснений. Когда идет противостояние двух враждебных идеологических систем или пропагандистских структур с использованием всего доступного инструментария, но без объявления войны, такой конфликт можно назвать “гибридным”? Если использовать клише, принятые в СМИ, и мнения популярных “экспертов”, то можно (и даже нужно – аудитория такое любит). Но если копнуть глубже, то все более-менее крупные военные конфликты в истории, основанные на идеологических различиях, были “гибридными”.
Примеров масса. Давайте посмотрим на войны Древнего Рима с варварами. Без объявления войны через разнообразных жрецов и эмиссаров Рим пытался продвигать свои интересы, не верой так золотом. Также Византия делала ставку на христианство как свою идеологическую базу в конфликтах с сасанидами, а затем и арабами. Если бы тогда были соцсети, то ромеи с радостью бы их применяли для привлечения широких масс варваров на свою сторону.
А подкуп, как сказали бы сейчас, “местных элит”, ЛОМов (лидеров общественного мнения), применялся и тогда массово. Все это входит в понятие “мягкой силы”, которая широко применялась римлянами по принципу “разделяй и властвуй”. Говорите, “гибридная война” – новейшая “разработка”? Цезарь бы с вами не согласился.
Другой пример, посвежее: противостояние СССР и США времен холодной войны. Было ли объявление войны? Нет. Но было ли противостояние с использованием пропаганды и подкупа, с использованием самых новых разработок в информационном пространстве (от радио и газет до ТВ и компьютеров)? Было. Даже спутники применяли. Значит, холодная война тоже “гибридная”, как и Корейская, Вьетнамская и многие другие войны?
Идем дальше – война ИГИЛ с их многочисленными противниками. Сирию и Ирак очень часто используют как пример “гибридной войны”, но скажите, какое принципиальное отличие этого конфликта от войны СССР и США с Талибаном в Афганистане? Эта тактика была принята на “вооружение” всевозможными исламскими повстанцами еще в период арабского завоевания, а затем применялась повсеместно. Шииты и салафиты ведут эту “гибридную войну” веками. Только ранее они не использовали соцсети или интернет-СМИ, а полагались на простых проповедников и дружественных вождей на территории конкурента. Как видим, успех ИГИЛ основан на давних традициях, доведенных до совершенства современными технологиями. Ключ к успеху ИГИЛ – в мобилизации широких масс мусульман, недовольных действующим миропорядком, через современные информационные инструменты, а также в тренировках неофитов чрезвычайно опытными полевыми командирами. Эти люди – чаще всего бывшие члены верных Саддаму Хусейну отрядов, которые так и не смирились с поражением и властью шиитов в Ираке, либо выходцы из Афганистана, Чечни, Пакистана, то есть из всех регионов, где они ранее применяли свои навыки в локальных военных конфликтах.
“Гибридными” сегодня называют практически все международные конфликты, которые обходятся без официального объявления войны, а иногда и с объявлением. Как пример – российско-грузинская война 2008-го года или последняя гражданская война в Йемене.Даже ситуацию с Катаром сегодня многие так называют. Дескать, это ответ на попытки Дохи сменить статус-кво в арабском мире через свой главный рупор “Аль Джазиру”, а заодно и “раскачать” цены на нефть и газ, ведь с Ливией это когда-то сработало…
Вывод из всего этого, – заключает А. Попов, – можно сделать следующий. Понятие “гибридной войны” придумано искусственно, как часть противостояния пропагандистов и публицистов. Это не результат коренного изменения войны и шире – международного конфликта, как явления. Да, инструментарий с древнейших времен расширился, но цели и задачи остались неизменными. “Гибридные” разговоры – это удел политических ток-шоу, а не серьезных аудиторий. Нынешний терминологический аппарат не требует применения таких расплывчатых формулировок, которые нуждаются в дополнительных пояснениях. Если термин “гибридной войны” и стоит применять, то только в контексте симметричной / ассиметричной войны на поле боя, применения там новых технологий, но не в широком смысле, иначе это уже будет пропаганда, а не аналитика».
___
3. Позволим себе, как представителям серьезной аудитории, не принять общего вывода публикации А. Попова о том, что термин «гибридная война» не стоит считать научным, так как он «не предполагает применение принципиально новых технологий ведения боевых действий», а «в широком смысле это всего лишь активно используемый массмедиа пропагандистский штамп».
Прежде всего заметим, что всякий научный термин появляется там и тогда, где и когда возникает потребность словесно точно обозначить новое качество либо новый аспект какого-нибудь явления или процесса.
Второе замечание касается тезиса автора о том, что никакого перехода к новому типу войн не существует, «это абсурдно», ибо «люди всегда остаются людьми – инстинкты те же, но инструментарий другой». Таким образом нас убеждают в том, что война есть присущее природе людей на уровне инстинкта явление, которое изменяется лишь в средствах ведения войны. Иными словами, нам внушают, что война – явление вечное.
С точки зрения диалектической логики это, разумеется, чепуха. В жизни людей с первых шагов человеческой истории имели место конфликты – как межличностные, так и межродовые и межплеменные, в том числе с применением оружия (камней, дубинок, копий и т.п.). Но это были всего лишь предвестники будущих войн. В родовой общине и племени, организованных на началах первобытного коммунизма, не было каких-то антагонистических интересов, требовавших такого радикального способа (или метода) решения внутренних противоречий, каким является война. Длительное время война не нужна была и во внешних отношениях между племенами, так как природных ресурсов тогда хватало всем, было бы желание их осваивать; потому конфликты между ними возникали в контексте отношения «свой – чужой» либо в отместку за набеги, либо, в редких случаях, с целью расширения своей территории посредством захвата чужой для улучшения условий проживания.
Только с переходом к цивилизации, утверждением частной собственности и расколом общества на антагонистические классы собственников и неимущих трудящихся возникает объективная потребность в качественно новом способе разрешения противоречий между возникшими классами, а также выражающими их интересы государствами. Этим новым способом и оказывается война, ведение которой возлагается на специально созданные вооруженные силы с особым их вооружением, для содержания и производства которых служат государственные налоги.
Из этого следует, что война, как социальное явление, возникает на определенном этапе исторического развития в особых общественных условиях; с их устранением объективная необходимость в войнах отпадает.
_____
4. Изложенное понимание войны корреспондируется с определением ее понятия в марксистской литературе.
«Война – состояние вооруженной борьбы между государствами, нациями или классами. Война есть продолжение политики классов насильственными средствами». Чтобы понять содержание войны, ее характер и цели, следует выяснить, чьи классовые интересы отражены в войне, какую политику проводят участвующие в ней государства. Так как политика – это концентрированное выражение экономики, то конечные причины войны лежат в экономической области. Мир, который наступает после войны, тесно связан с ней, определяется ее результатами, закрепляя цели и политику победивших государств или классов.
Хотя войны сопровождаются гибелью людей и ценностей, задерживают прогрессивное развитие общества, тем не менее это не значит, что любая война должна быть осуждена. Марксизм различает войны несправедливые, реакционные, и справедливые, прогрессивные. Несправедливые войны направлены на захват чужих земель, порабощение народов, передел мира. Справедливыми, прогрессивными являются войны за освобождение от гнета – классового и национального, войны для защиты от нападения реакционных государств. Содержание войн в каждую эпоху определяют условия, характерные для данного исторического периода. «Нельзя понять данной войны, не поняв эпохи» (Ленин). В эпоху империализма войны особенно разрушительны, помимо локальных возникают и мировые войны. Пока существует капиталистическая система хозяйства, будут существовать и причины войн. Буржуазные идеологи стараются представить войну вечным явлением. Скрывая ее классовую природу и выдавая ее за свойства человеческой натуры или общества вообще, они стремятся в конечном счете оправдать войну. На самом деле войны не вечны, как не вечно само эксплуататорское общество, их порождающее (Краткий словарь по философии. Под ред. И.В. Блауберга, И.К. Пантина.. – 4-е изд. М.,1982. – С. 44-45.)
В другом издании дано такое определение: «Война – вооруженная борьба между государствами или общественными классами за осуществление их экономических и политических целей, продолжение политики насильственными средствами» Война между классами одной страны – гражданская война ( Краткий политический словарь /Абраменков В.П. и др.. – 4-е изд.,, доп. М.: Политиздат, 1987. – 509 с. - С.70-71).
С учетом этого понятия следует различать войны по их принадлежности к определенному виду войны, поскольку абстрактной войны «вообще» в жизни не бывает. В зависимости от того, идет ли война в рамках одного государства или между разными государствами, она определяется, соответственно, в первом случае как война внутренняя (гражданская война), во втором случае – как война внешняя (захватническая с одной стороны и освободительная – отечественная, национально-освободительная и т.п. – с другой стороны).
_______
5. Сравнивая словарное понятие войны и понятие «гибридной войны», как она определена выше, отметим существенное различие, состоящее в том, что война определена как состояние, а гибридная война – как вид враждебных действий, а не в качестве некоего особого состояния. В нашем же понимании (см. пункт 3) война – это качественно новый способ разрешения противоречий (между классами, а также выражающими их интересы государствами).
Кто прав, какое из этих определений ближе к истине? Для ответа на данный вопрос следует уточнить понятие «война» с точки зрения формальной логики (определив его как некоторый вид через непосредственный ближайший род и отличительный видовой признак), а также с точки зрения логики диалектической (определив понятие войны через ее противоположность).
Формально-логически ближайший род по отношению к войне составляет не состояние вообще и не некоторое особое состояние. Для обычной человеческой жизнедеятельности естественным начальным нормальным состоянием есть мир.
Как известно, слово «мир» имеет множество значений: 1. Совокупность всех форм материи в земном и космическом пространстве (Вселенная); 2. Отдельная часть Вселенной, планета; 3. Земной шар. Земля со всем существующим на ней; 4. Всё реально существующее на Земле, проявляющееся в ее жизни; 5. Человеческое общество как единство, характеризуемое определенным общественным строем, культурными и социально-историческими признаками; 6. Окружающее кого-либо общество; люди; 7. Область, сфера деятельности людей; 8. Устар. Сельская община, члены этой общины; 9. По религиозным представлениям: всё, что создано Богом.
К этому прибавим более специальные значения слова «мир»: 1. Согласие, отсутствие разногласий, вражды или ссоры; 2. Отсутствие войны, вооруженных действий между государствами; согласное сосуществование государств, народов; 3. Соглашение между воюющими сторонами об окончательном прекращении военных действий; мирный договор; 4. Покой, спокойствие. (См.: Современный толковый словарь русского языка / Гл. ред. С.А. Кузнецов. – СПб: «Норинт», 2007. – с. 351)
Таким образом, словом «мир» в широком смысле обозначаются наличные положительные состояния объективной реальности. В более специальном, в «узком» смысле слово «мир» означает не положительное состояние, а некий способ существования или сохранения какого-либо общественного состояния. Вместе с тем, война по отношению к понятию мира трактуется как отсутствие последнего; т.е. война представляет отрицание мира как состояния. Это значит, что состояние не может выступать родовым понятием по отношению к войне.
Следовательно, родовым понятием и для мира (в «узком» смысле слова) и для войны является понятие способа. В таком случае мир – это способ сохранения, консервации существующего положительного состояния дел, а война – один из специфических способов изменения наличного состояния дел, наряду с такими способами как реформы, революции и контрреволюции, восстания и т.п.
Особенность войны, в сравнении с названными способами, состоит в том, что указанные способы изменений наличного состояния могут быть реализованы ненасильственным путем, т.е без применения оружия, в то время как война предполагает обязательное ведение вооруженной борьбы между сторонами военного конфликта, которыми являются государства, общественные классы, национальные, этнические или религиозные общности. В процессе восстания, переворота, революции и т.д. данные способы могут сопровождаться переходом к войне (гражданской, национально-освободительной и т.п.).
Вместе с тем, во всякой войне – как внешней, так и внутренней, – в качестве главного объекта, на который направляются военные действия с целью его ликвидации или подчинения, выступает государственная власть: во внешних войнах такова власть чужой страны, во внутренних – власть собственной страны. (В последнем случае объект у войны и революции оказывается одним и тем же, поэтому революция нередко сопровождается войной, как необходимым способом осуществления смены государственной власти). Только через ликвидацию (свержение) или подчинение государственной власти воле победившей стороны военным способом разрешается конфликт.
Внешние войны бывают локальными, региональными или мировыми. При этом мировая война предполагает участие в ней группы наиболее развитых в военном отношении государств мира из разных континентов.
+ + +
Констатируем: война есть специфический способ разрешения конфликта, вызванного наличием антагонистического противоречия между его сторонами, включающий ведение вооруженной борьбы и боевых действий значительными группами (общностями) людей, направленной на отрицание (уничтожение, ослабление, удаление, свержение, изгнание и т.д.) своего антагониста.
С точки зрения диалектической логики, в понятии войны сущностное противоречие последней – как специфичного способа разрешения конфликта – состоит в том, что война, как всего лишь отрицание одной из его сторон, т.е. как негативный способ решения конфликта, не представляет одновременно способа утверждения положительного состояния, не имеет позитивной составляющей, без которой данный способ не есть способ разрешения антагонистического противоречия, лежащего в основании конфликта.
Таким позитивным аспектом в разрешении противоречия конфликтующих сторон, способом, направленным на утверждение положительного состояния, является не война, а мир, выступающий как противоположность войны.
Это означает, что война есть крайний радикальный способ изменения существующего состояния; необходимость его относительна и преходяща, в то время как мир имеет значение абсолютного способа существования людей. Указанное соотношение можно сравнить с соотношением хирургической операции (война) и лечения организма без применения операции вместе с поддержанием здорового состояния организма (мир).
Чтобы навсегда отпала всякая нужда в войнах, достаточно иметь здоровое общество, избавленное от антагонистических противоречий. Такое общество, лишенное объективной необходимости войны, существовало уже на начальном этапе истории человечества, о чем сказано выше. Потому в те времена не было и войн.
Выходит, что диалектический закон отрицания отрицания действует и в случае с войной: как бы возврат к старому – существованию человечества без войн, но на более высокой ступени исторического развития, когда исчезнут классовые антагонистические противоречия.
______
6. Определение «гибридная» [война] происходит от слова гибрид (лат. hibrida) – потомство, получаемое путем гибридизации; условно гибридами называют и потомство от скрещивания растений, принадлежащих к различным линиям. Гибридизация – скрещивание особей, принадлежащих к различным сортам, породам, подвидам (внутривидовая гибридизация) или видам и родам (отдаленная гибридизация) растений и животных. (См.: Современный словарь иностранных слов: Ок. 20000 слов. – 2-е изд., стер. – М.: Рус.яз., 1999. – С.151).
Исходя из того значения данного слова, которое приведено здесь, определение войны как «гибридной» подразумевает смешение в одной отдельной войне в различном их сочетании разных видов войны (как внешней, так и внутренней, т.е. смешение захватнической, гражданской, освободительной войн).
Тем не менее, однако, разные авторы предлагают понятия «гибридной войны», в которых определение «гибридная» не отвечает своему смыслу, оно используется более в значении «многоаспектная» война, ведение которой сопровождается применением различных средств и приемов (военных аспектов). При этом нередко выходят за рамки понятия «война», смешивая войну с противоположным ей понятием «мир».
Подтверждает это, например, такая дефиниция: «Гибридная война (англ. hybrid warfare) – вид враждебных действий, при котором нападающая сторона не прибегает к классическому военному вторжению, а подавляет своего оппонента, используя сочетание скрытых операций, диверсий, кибервойны, а также оказывая поддержку повстанцам, действующим на территории противника[1]. При этом военные действия могут вообще не вестись, и с формальной точки зрения гибридная война может протекать в мирное время[2].
Нападающая сторона осуществляет стратегическую координацию указанных действий, сохраняя при этом возможность правдоподобного отрицания своей вовлечённости в конфликт. Классическими примерами гибридных военных действий в конце XX – начале XXI веков называют действия СССР в начальный период афганской войны (1979 - 1989), а также действия США, Пакистана, КНР и других государств по поддержке афганских моджахедов[1].
Гибридной войне может предшествовать так называемая асимметричная война, которая может перерастать в гибридную по мере роста навыков повстанцев. Так, Н. Попеску считает, что в 2000 году действия «Хезболлы» против израильской армии уже были вариантом гибридной войны[1].
Встречается и другое определение гибридной войны как войны, сочетающей регулярные («симметричные») боевые действия с элементами асимметричных войн. Например, Дж. МакКуен[3] определяет гибридную войну как «комбинацию симметричной и асимметричной войн». Проблема с таким определением очевидна: МакКуен вынужден признать, что при таком определении «все войны – потенциально гибридные».
Ф. Хоффман предлагает уточнение[4]: в гибридных войнах асимметричная компонента имеет решающее оперативное значение на поле боя, в отличие от обычных войн, где роль асимметричных игроков (например, партизан) состоит в отвлечении сил противника на поддержание безопасности вдали от поля боя. В дальнейшем во избежание путаницы Хоффман предложил использовать для войн, где целью асимметричной компоненты является оттягивание сил противника от основного театра войны и создание затруднений в управлении войсками, термин «комбинированная война»[5]. П. Мансур не поддерживает идею такого разделения[6].
Фактически, под определением «гибридная война», могут подразумевать любые недружественные действия одной страны по отношению к другой, без явных действий вооруженных сил. Обычно данным термином пользуется «слабая сторона», чтобы при неявном применении или при отсутствии доказательств наличия вооруженных сил противника, все-таки указать, что недружественные действия являются войной. Это фактически выводит данный термин из юридической и политической плоскости, требующих точных и фактических доказательств или протоколирования международными организациями, мониторинговыми миссиями наличия действий вооруженных сил, той или иной стороны, и делает данный термин пропагандистским. Природа гибридных войн позволяет нападающему растягивать враждебные действия на длительное время, испытывая стратегическое терпение противника — обычно время играет в пользу стороны, использующей методы гибридной войны[7]. Особенно сильно этот эффект ощущается в случае регулярной армии, вовлечённой в гибридную войну на чужой территории.
Исходя из родового и видовых понятий войны, «гибридной» следовало бы считать такую войну, в которой сочетаются признаки внешней и внутренней войны. Напротив, такие войны как, к примеру, война за независимость США 1775-1783 г.г., войны 1812 г. России с Францией и 1941-1945 гг. СССР с Германией являются войнами "чисто" внешними, а не «гибридными».
Таким образом, вряд ли следует согласиться с безапелляционным мнением А. Попова о том, что «понятие “гибридной войны” придумано искусственно, как часть противостояния пропагандистов и публицистов», это «удел политических ток-шоу, а не серьезных аудиторий», и что «нынешний терминологический аппарат не требует применения таких расплывчатых формулировок, которые нуждаются в дополнительных пояснениях». С такой «аналитикой» можно в итоге остаться вообще без научных терминов и понятий… Не случайно, научная мысль во многих странах ищет ответ на вопрос о научном понятии гибридной войны.
Вместе с тем, к словосочетанию «холодная война» процитированная выше оценка А. Попова может, пожалуй, сгодиться вполне.