Известный историк права Ф. Тарановский отмечал в свое время, что научное правоведение европейской культуры берет начало от римской юриспруденции. При этом он обращал внимание, что римские юристы, оставившие нам блестящие образцы юридического мышления, разрабатывали не все отрасли права, а главным образом только одну из них – право гражданское, нормирующее семейные и имущественные отношения частных лиц.

В развитии научного правоведения упомянутый автор в качестве главной особенности средневекового мышления отмечает догматизм, который принимает истину, данную извне, и сводит всю деятельность разума к усвоению этой истины, выведению из нее частных положений и подведению под нее новых явлений, на которые наталкивает человека неустанно движущаяся и развивающаяся жизнь. Нет при этом самостоятельного исследования явлений; не возникает вопроса и о том, каким путем добыты те положения, которые принимаются за истину, исповедуются как догмат. В духе общего догматизма развивалось тогда и правоведение [1].

С позитивной точки зрения, указывает далее Ф. Тарановский, правоведение составляет часть науки об общественных явлениях, или социологии. Сосредоточив внимание на одной стороне общественной жизни, наука о праве исследует свой специальный объект в связи со всеми другими ее сторонами: политической, экономической, моральной, религиозной. Наука о праве считает при этом объектом изучения как то положительное право, которое фактически регулирует отношения между людьми, так и те рациональные идеи права, которые противопоставлялись и противопоставляются положительному праву.

Однако юристы, утверждает он, не сразу дошли до отчетливого понимания задачи своей науки в духе позитивизма, ввиду двоякого смысла в юриспруденции термина «положительный». Издавна говорили о положительном праве и разумели под ним то право, которое действует официально в пределах данного государства, причем нередко отождествляли его с правом, установленным непосредственно государственной властью, и противопоставляя его праву естественному, как не действующему, не установленному и не признанному государственной властью, постулируему в качестве требования разума.

Ввиду такого профессионально-юридического понимания положительности   еще в ХVІІ веке положительная школа, разрабатывавшая действующее право для его практического применения на суде, противопоставлялась школе естественного права, а вековая традиция положительной школы смешивает позитивную науку о праве с позитивной юриспруденцией. Между тем на самом деле это далеко не одно и то же. Положительная догматическая юриспруденция служит для науки о праве только материалом, но не тождественна с нею. Смешение обеих дисциплин и отождествление догматической разработки положительного права с наукой о праве извращает гносеологическую задачу последней. К сожалению, замечает автор, такое смешение неоднократно имело место в прошлом и оставило многочисленные следы в целом ряде современных учений о праве [2]. 

Возражая против одностороннего позитивизма, ученые юристы в последнее время, по утверждению упомянутого автора, требуют дополнить позитивистский эмпиризм соответствующими элементами рационализма. Позитивизм не может установить научные законы общественных явлений и вынужден ограничиться констатацией эмпирических законов в обществоведении. Позитивисты полагают, что путем дальнейшго развития положительной науки удастся получить исходные положения для дедукции, с помощью которой эмпирические законы общественных явлений будут превращены в точные научные законы. Однако критический анализ позитивной методологии показывает, что такая надежда тщетна, ибо позитивизм по самой сути своей бессилен установить точные научные законы общественных явлений. Та дедукция, которую позитивизм хочет использовать для превращения  эмпирических социальных законов в точные научные законы, представляет собой специальный метод, присущий математике, а приложение последней возможно там, где есть количественные отношения или те качественные отношения, которые поддаются переводу в количественные. Но там, где не всё может быть выражено количественно, числом, там нет более точных законов.

К этому Ф. Тарановский прибавляет, что в общественных науках существует особое понятие телеологической (целевой) причинности, не ограничивающееся объяснением явлений, а ведущее к их оценке, в связи с чем встает вопрос о ее критериях. В качестве такого критерия оценки общественных явлений он называет трансцендентальные суждения о тех ценностях, которые создают люди и которыми наполняется содержание культуры, а следовательно, общественной жизни. Из трех видов культурных ценностей – материальных, интеллектуальных и моральных, по его мнению, первое место принадлежит моральным ценностям, ибо материальные и интеллектуальные ценности – это, в конце концов только средства для решения проблемы совместного существования людей, то есть моральной проблемы.

Для того, чтобы найти выход из одностороннего позитивизма, необходимо, следовательно, обратиться к идеализму, как гносеологическому, так и этическому. Впрочем это не отступление на старые позиции, а открытие новых путей развития философской мысли, критический научный идеализм. Постольку теоретическое правоведение вновь возвращается к идеализму, принимая разные формы поиска синтезирующей методологии (неокантианство, неогегельянство и т.д.). Неокантианцы устанавливают рациональным путем общеобязательную, необходимую идею права и абсолютный критерий для оценки положительного права, заполняя тем самым пробелы эмпирического правоведения, неустранимые эмпирическим путем. Неогегельянцы возрождают абсолютный идеализм, изучают эмпирический процесс всемирно-исторического развития права и в его этапах усматривают определенный момент реализации разумной идеи права [3].

Критически воспринимая догматическую трактовку права, Л. Петражицкий обращал внимание на то, что в праве выделяется двойной ряд реальностей, двойственное право. Современная наука, утверждал автор, знает два права: т.н. «объективное право», право в объективном смысле, понимая под этим нормы права, и «субъективное право», право в субъективном смысле: правоотношения, права и обязанности (рассматривая их как три разные реальности). Отношение этих двух прав в юриспруденции оказывается неопределенным; их называют двумя «сторонами» права или двумя «элементами» права; с другой стороны, «объективному» праву приписуют способность рождать «субъективное» право, порождение нормами субъективных прав и обязанностей. Невыясненным при этом остается, как составные элементы или разные стороны сложного целого могут порождать одно другого. Такое двустороннее явление при определении его природы, казалось бы, должно быть не односторонним, а охватывать обе стороны, однако в науке права сложилась традиция при определении понятия права брать во внимание только «объективное» право, нормы.

Таким образом, констатирует Л. Петражицкий, по традиции, рационального объяснения которой нет, проблема определения природы права сводится к вопросу, что такое юридические нормы; а дальше вне зависимости от этого, в других частях системы решают не менее неразрешимую для современной юриспруденции проблему природы права в субъективном смысле [4].

Несмотря на это, столетие спустя всё еще можно прочесть о том, что наука позитивного права, суммирующая данные аналитической юриспруденции, – это самодостаточная, имеющая высокое значение, юридическая наука. Это, убеждает нас С. Алексеев, не дисциплина «низшего теоретического уровня, а полновесная и высокозначимая отрасль знаний [5]. Аналитическая юриспруденция, утверждает даный автор, сосредоточнивает наиважнейшие и незаменимые пласты того исходного и специфического для всего правоведения материала и ориентиров практической и научной значимости, которые являются начальной (пусть и неисчерпаемой) данностью и незаменимым «строительным материалом» для всего правоведения и без которых юридическая наука утрачивает свою специфику как особая и самостоятельная отрасль знаний. Пока существует правоведение как такая отрасль человеческих знаний, заявляет С. Алексеев, есть весомые основания говорить: ее твердой и неизменной исходной и первичной основой будет оставаться аналитическая юриспруденция, ее данные (юридическая догма, юридический позитивизм, специальная формально-юридическая методология) [6].  

В итоге аналитической прорабобки догмы права на надлежащем научном и методическом уровнях согласно требованиям формальной логики, утверждал  автор, раскрывается детализированная юридическая картина того или иного участка, фрагмента законодательства, судебной практики, обнажается их юридическое содержание, отрабатываются наиболее целесообразные приемы и формы юридических действий.

На мой взгляд, такая анатомическая проработка фрагментов правовых реалий (в определенной степени пригодная для развития юридической техники), может не так создать «детализированную юридическую картину того или иного участка» правовой реальности, как разрушить представление о праве в качестве отличного от иных феноменов целостного системного образования. Разрушить, не обнаружив при этом в «фрагментах правовых реалий» той первичной «клеточки» права, того «атома» права, который есть его базовым структурным элементом и с которого следует начинать научное исследование права, его теоретическое постижение в качестве явления сферы идеального. Сферы, неуловимой для метафизического взгляда, поскольку, имея перед собой только «материальные формы» проявления идеального, догма права, как и «аналитическая юриспруденція», не в состоянии познать сущность права, а значит, сложить научное понятие своего предмета.

Что же касается «уникальных» и «незаменимых» функций юридического позитивизма, науковедческого статуса аналитической юриспруденции, отметим еще следующее. Как замечал видный советский философ Э. Ильенков, дело не выглядит так (хотя такое очень часто и случается), будто мы сначала бездумно аналитически расчленяем целое, а потом пытаемся из этих разрозненных частей снова собрать исходное целое; такой способ «анализа» и последующего «синтеза» больше подобает ребенку, ломающему игрушку без надежды снова «сделать, как было», чем теоретику.

Теоретический анализ с самого начала ведется с осторожностью – чтобы не разорвать связи между отдельными элементами исследуемого целого, а, как раз напротив, выявить их, проследить. Неосторожный же анализ (утративший образ целого как свою исходную предпосылку и цель) всегда рискует раскроить предмет на такие составные части, которые для этого целого никак не специфичны и с которых поэтому вновь собрать целое невозможно, как невозможно, разорвав тело на куски, снова склеить и в живое тело. Каждая отдельно взятая абстракция, выделяемая путем анализа, должна сама по себе («в себе и для себя» – в своих определениях) быть по сути конкретной. Конкретность целого в ней не должна угасать и устраняться. Наоборот, именно эта конкретность в ней и должна находить свое простое, свое общее выражение. Та последовательность, в которой мышление, восходящее от абстрактного (определения целого) к конкретному (связно-расчлененному определению, к системе абстрактных определений), осуществляет свои действия, диктуется вовсе не соображениями удобства, простоты или легкости, а только лишь объективным способом расчленения исследуемого целого [7].

Присущий догме права бездумный, больше подобающий ламающему игрушку ребенку, «детский» подход к теоретическому анализу права никак не указывает на действительно научный статус аналитической юриспруденции, как не указывает он и на то, что на основе юридической догмы получила развитие теория права – и относительно отдельных отраслей права, и относительно права в целом – общая теория, являющаяся составной частью аналитической юриспруденции [8].  

На деле, сосредоточенные в аналитической юриспруденции «специфичный для всего правоведения материал и ориентиры научной значимости», являющиеся, по словам С. Алексеева, изначальной данностью и незаменимым «строительным материалом» для правоведения, оказываются нагромождением «строительного мусора» из разных фрагментов единой целой конструкции права, бездумно «разобранной» на части аналитической юриспруденцией. В этом хаотичном, без конца и начала нагромождении фрагментарных знаний о праве сложно, конечно, найти исходный пункт для движения к его сущности, поскольку бессистемным метафизическим «анализом» разрушается абстрактное представление о праве как едином целостном явлении.  

Что касается проблемы обобщающего знания о праве, мне уже приходилось высказывать свою позицию, в соответствии с которой догма права не могла и не может играть роль обобщающей теоретической науки о праве, поскольку она  рассматривает право как нечто неизменное, лишенное развития [9]. Тогда же было отмечено, что юридическая наука стремится выйти за границы эмпирического и прагматического видения права и взглянуть на свой предмет в более широком социальном контексте [10].  

В первой книге «Диалектики права», при определении правопонимания в качестве высшей формы правового сознания, приводилась характеристика истории дореволюционного правопонимания и подчеркнуто, что через всю историю права красной нитью тянется дуализм сферы действительного и «идеального» права, сферы положительного («искусственного») и естественного (существующего только в идее) права [11].   

Размышляя о праве и правоведении, П. Стучка писал, что классовое понятие права впервые создает действительную науку права, что стало возможным говорить о правоведении не только как о технике или искусстве, но и как о науке. Однако следует заново определить и объем предмета, и методологию для этой, в определенном смысле, новой науки, а также отмежевать ее от близких к ее сфере научных доктрин, с одной стороны, и сблизить ее, с другой стороны, с отраслями знания, которые могут дать прямо или опосредствовано средства для успешного исследования правовой сферы. По мнению автора, наиболее сложными являются задачи размежевания политической экономии, правоведения и социологии.

В дореволюционных университетах раньше правоведение поглощало все эти доктрины, как побочные предметы; на Западе правоведение и политическая экономия были друг другу враждебными науками. Сейчас эти предметы у нас, как минимум, равноправны, или, лучше сказать, правоведение у нас пока в запущенном состоянии, поскольку еще не верят в его право на «звание» науки [12].  

Специальные отрасли правоведения, утверждал далее автор, происходят от деления самого права на отрасли; пока теоретики делили право на внутреннее и внешнее, божественное и светское, и т.д., практикам-юристам пришлось делить право еще и по отраслям. Для понятий, относительно которых не было согласия даже между двумя-тремя юристами, пришлось отыскивать классификацию на группы. Здесь помогла практическая жизнь, давшая уже готовое деление, для которого юристам оставалось только придумать теоретическое название и обоснование.

Затем П. Стучка останавливается на методологии. Раньше, пишет он, вообще много места отводили вопросам методологии. Роль науки, формировавшей буржуазное мировоззрение, и вместе с тем типично-буржуазного метода играла юриспруденция со своею формальной логикой, которая оставила глубокие следы в головах наших юристов. Прежде правоведы в своей науке применяли по очереди самые различные методы, соответственно тому, какая наука господствовала. Современный юрист, для которого весь предмет права заключается в готовых статьях, нормах закона, является чистейшим догматиком. Наш метод определяется применением революционной диалектики, хотя мы не можем говорить о готовом методе, когда мы еще спорим о том, где искать само право, и где его точные пределы, «каких мы и не стремимся в точности определить ввиду предполагаемой недолговечности права самого».

А завершает свои рассуждения о праве и правоведении П. Стучка замечанием об отношении права к нравственности, правоведения к этике, признав, что он «не нашел определения нравственности и, особенно, разграничения ее и права, которое могло бы отвечать научным требованиям». С его точки зрения, нравственность является более общим, право – более узким понятием, т.к. право охватывает только общественные отношения людей, то есть лишь отношения производства и обмена. Нравственные «правила должного» охватывают и иные взаимоотношения людей и касаются даже отношения человека к самому себе, к мнимым существам (богам) и даже к неживым предметам.

Это размежевание, пишет Стучка, может нам указать, почему право кажется иногда безнравственным или несправедливым и, наоборот, почему оно совпадает с нравственностью. Настоящая марксистская оценка нравственности, по его словам, «еще не дана и не может быть дана, пока в этой сфере даже марксисты ограничиваются лишь самонаблюдением и самопознанием» [13].

В дальнейшем советские и постсоветские правоведы отбросили мысль о «недолговечности» права, продолжив дискуссии о том, «где искать право» и каковы его «точные пределы». А относительно оценки нравственности и ее соотношения с правом, на самом деле, действительной оценки все еще нет – и не может быть, пока юридична наука не предложит приемлемого диалектического понятия права.

И однако, с точки зрения исторического материализма П. Стучка оказался гораздо ближе к научному понятию права, чем тот же С. Алексеев, который данный подход отбросил и отказался от классового подхода по «идейным соображениям».

Впрочем, и абсолютизация классового подхода его сторонниками – из-за  отсутствия должного внимания с их стороны к диалектике – превратила и сам классовый подход в метафизическую догму, сдерживающую развитие научной теории права. Ибо та же материалистическая диалектика учит, что истина всегда конкретна, в том числе также истина классового подхода к познанию права. Нет права, как изолированного в своем бытии феномена, право реально существует как атрибут социального управления. А так как последнее присуще всякому обществу, то и право присуще любому обществу. Но если классовый подход необходим для познания права классового общества, то для общества без классов такой подход в постижении права является безосновательным.

Естественно, это обстоятельство не могло оставить классовый подход без критики, и такая критика вызревала уже в рамках советского правоведения. А уже в постсоветское время, в условиях реставрации капитализма и доминирования в обществе буржуазной идеологии, эта критика приобрела односторонний характер антимарксистской догмы, примеры которой приводились мною в общем учении о праве [14]. Итогом критики абсолютизованного классового подхода в познанию права рано или поздно должно стать понятие права, полученное при помощи диалектической логики.

В связи с этим укажем на замечание Е. Бекбаева о том, что уже в советской юридической науке продвигался тезис о так называемом опосредованном пути в рассмотрении понятия права. Сначала предусматривалось однозначно установить, что означает само научное понятие как форма мысли и чем правовые понятия отличаются от иных научных понятий; а уже после определиться с понятием права. Для этого предполагалось использовать достижения других наук, задействовать специалистов философии, теории познания, логики, социологии, психологии и иных наук. При этом по итогам дискуссии 70-х годов по проблеме понятия права в юридической науке выявились три конкурирующих подхода к его пониманию: 1) этатический, 2) комплексный, 3) социетарный. По мнению данного автора, в этой дискуссии не было уделено должного внимания двойственной природе и двум разным функциям понятия права [15].

Кроме того, указывает Е. Бекбаев, в юридическом образовании повсеместно в течение многих лет преподавалась в основном традиционная формальная логика, которая научное понятие рассматривает только в составе суждения, то есть как мысль, посредством которой в суждении отражается предмет суждения, свойства его и отношение между предметами. Что касается второй функции понятия (как сгустка многих уже добытых знаний о предмете, собранного в одну мысль, или как результата познания предмета), то диалектическая логика, изучавшая данную функцию, не была самостоятельной учебной дисциплиной для преподавания и изучения в юридических вузах и на юридических факультетах. Диалектическая логика как самостоятельная научная дисциплина не входила также в учебную программу аспирантов по юридическим специальностям, она изучалась только в рамках общего курса философии в незначительном объеме как одна из проблем. Поэтому большинство юристов, в том числе ученые, имеют синкретическое знание о понятии как форме мысли и держатся преимущественно «однофункционального» подхода вообще к понятию и, в частности, понятию права. Сейчас разные варианты формально-логического подхода к понятию права можно видеть в учебниках общей теории государства и права или теории права, где авторы упрямо стремятся буквально на первых же страницах рассмотреть вопрос о понятии права.

А далее автор заявляет, что для формирования научной теории права совсем необязательно предварительно создавать общее понятие права как результат его научного познания, поскольку решение задачи по созданию «эталонного» понятия права в юридической науке невозможно ввиду уникальности итогового понятия права у каждого ученого и ввиду невозможности сохранения такого понятия права вне конкретного ученого. Потому, по его мнению, целесообразной является задача создания универсальной научной правовой теории в соответствии с определенной системой логических принципов построения научных теорий. При построении научной теории права познание должно пройти ряд этапов, каждый из которых есть необходимым в процессе изучения избранного объекта и должен подчиняться общей задаче достижения полного и истинного знания о предмете исследования.

Построение научной теории и переход к теоретическому познанию, поясняет автор, начинается с выбора предметной сферы (объективного конкретного), которая затем должна быть подвергнута надлежащему теоретическому анализу. В этом состоит первый универсальный логический принцип построения научной теории права, как условие достижения полного, конкретного знания о праве. С учетом этого, ставилась задача исследовать вопрос, как практически осуществлен данный принцип построения научной теории в современной науке права.

При этом автор, опираясь на свой анализ современной юридической науки, посчитал, что предметную сферу теории права составляет не только право как таковое, но и правовая система в целом.

Вторым логическим принципом построения научной теории и следующим закономерным этапом в развитии теоретического познания объекта и предмета науки теории права Е. Бекбаев называет теоретический анализ избранной области исследования (первичного целого) и выявление исходного пункта данной научной теории. С науковедческой точки зрения, без выявления и определения этого исходного пункта научной теории невозможно создать истинную научную теорию. Постольку, утверждает автор, этот вопрос встает на определенном этапе построения любой научной теории, а до выявления начала научной теории сложно говорить о систематическом теоретическом исследовании.

Опять-таки, исходя из анализа «данных современной науки теории права», по словами автора, им получена и обоснована гипотеза о том, что «исходным пунктом теоретического познания в современной науке теории права являются правомерные и противоправные поступки (деяния) человека и групп людей». Без деяний (юридически значимых поступков) людей, пишет он, трудно представить функционирование правовой системы общества во времени и в пространстве. Не поведение, а деяния, как юридически значимое поведение, в качестве исходного пункта теории права дает возможность осмыслить все остальные юридические феномены как производные или зависимые от деяний людей, теоретически отобразить предмет науки теории права как живое, конкретное целое, выбрать разные модели логической структуры теории права. Если выявлен конкретный исходный пункт в объекте познания науки теории права, создается определенная  научная предпосылка для преодоления в дальнейшем разногласий по вопросу о происхождении и понятии права [16].  

Приведенные соображения об определении понятия права и формирования научной теории права интересны рядом моментов, заслуживающих внимания. Прежде всего, отметим позицию автора относительно «канонов формальной логики», отрицательно влияющих на развитие юридической науки и образования, и неиспользовании диалектической логики в познании права. Это критическое замечание не исключает, однако, необходимость придерживаться формальной логики, когда автор заявляет, что для формирования научной теории права совсем не обязательно предварительно создавать некоторое общее понятие права как итог его научного познания, так как, по его словам, решение задачи создания общего, или «эталонного», понятия права невозможно ввиду «уникальности конечного понятия права каждого ученого». Если такое понятие невозможно сохранить «вне  конкретного ученого», то, спрашивается: как другим ученым пользоваться этим «понятием» и кому, кроме самого этого ученого, его «личное понятие» нужно?

Далее, автор правильно пишет о необходимости при построении научной теории определить предметную сферу теоретического исследования, объективно конкретное последнего. Но этот выбор сам автор делает волюнтаристски, «на основе проведенного анализа существующих научных данных» (?), уклоняясь, по сути, от реального поиска этого объективно конкретного. То обстоятельство, что современная наука теории права исследует «не только само право, но и правовую систему в целом», вовсе не означает, во-первых, что наука теории поступает верно, а, во-вторых, что такой составной предмет исследования как «право + правовая система» имеет значение «объективно конкретного». Такой предмет, напротив, воспринимается как некоторый «субъективно абстрактный» предмет. 

Наконец, Е. Бекбаев правильно указывает, что без определения исходного пункта исследования невозможно создать истинную научную теорию права. Но в этом случае наличие единого начала, одного исходного пункта в таком сдвоенном предмете как «право + правовая система» представляется как минимум странным.

Автор, похоже, полагает, что различив термины «поведение» и «деяния», он одним этим шагом уже определил право как особенную сферу и остался наедине с правовой системой. Однако деяния человека обеспечивают функционирование не только правовой системы, а и всей общественной системы вообще; следовательно, «деяния» непосредственно не составляют начало только для одного лишь права.

Таким  образом, мало установить конкретный исходный пункт теории права, требуется определить его правильно, используя такие методы и пути исследования, которые являются истинными. Однако автор останавливается на ложной позиции, о чем свидетельствует защищення им докторская диссертация [17]. В науке теории права, отмечает он, до сих пор не сформировалась единая точка зрения, и в качестве элементарной «клеточки» права в правовой доктрине называют такие юридические феномены: правовое отношение; правовая норма; частный собственник; владение; государственная воля; категория «свободы», право субъекта.

Не говоря уже о сомнительной трактовке категорий частного собственника, «свободы» и т.д. в качестве юридических феноменов, отметим интересную деталь. В диссертации автора последний феномен – «право субъекта», – в отличие от ее автореферата, почему-то не упомянут. Как не отмечено и точку зрения И. Честнова, у которого первичный элемент (аспект) системы права – субъект права [18].  

Между тем, в опубликованной мною еще в 2013 г. первой книге «Диалектики права» определено в качестве элементарной «клеточки» права и исходного пункта исследования именно право субъекта, или субъектное право. Похоже, Е. Бекбаев не знаком с названной монографией, как и многие другие теоретики и философы права, на что указывает хотя бы тот факт, что в течение восьми лет не появилось, насколько мне известно, ни одной публикаци с научной критикой высказанной в «Диалектике права» научной позиции.

Нет сомнений, что продолжающийся не одно десятилетие глубокий кризис правопонимания, возникший из-за бездумного отказа теоретиков от исторического материализма, в итоге может быть преодолен путем обращения юридической науки к диалектической логике. Но абсолютизация классового подхода его сторонниками ввиду отсутствия надлежащего внимания с их стороны к диалектике сделала этот безусловно необходимый подход в исследовании права классового общества в очередную метафизическую догму, тормозящую развитие научной теории права.

Диалектическая теория права призвана утвердить свое право стать научной теорией права, ломая сопротивление устаревшей позитивистской догматической «теории права», преодолевая одновременно эклектичную методологию различных «постклассических» и прочих правовых теорий, которые лишь углубляют кризис понимания феномена права и препятствуют постижению его действительного научного понятия.

***

Yushchyk Olesksii,

Doctor of Law, Professor, Leading Researcher

V.M.Koretsky Institute of state and law of

National Academy of Sciences of Ukraine

Theory of law versus law theory

The article presents a critical assessment of the traditional theory of law, based on positivist dogmatism, proves the need for a transition to a historical and materialistic approach in theoretical and legal research, using the scientific tools of dialectical logic, including to overcome the metaphysical absolutization and dogmatization of the ssovogo approach in the study of law as a social and historical phenomenon.

A point of view is presented according to which the understanding of the task of legal science in the sense of positivism becomes more complicated as a result of the dual interpretation of the term «positive» and the opposition of positive law to its understanding by the school of natural law. Due to the identification of the dogmatic development of positive law with the science of law, the epistemological task of the latter is distorted.

There is also a critical assessment in the history of legal thought of the understanding of law as consisting of two parts, of «objective law» and «subjective law», and the presence of a tradition of defining the general concept of law at the same time, taking into account only «objective law».

It is emphasized that the dogma of law, which considers law as something unchanging, devoid of development, cannot fulfill the role of a generalizing theoretical science of law. It is necessary to abandon the absolutization of the class approach in determining the nature and general concept of law, which (absolutization) also restrains the development of the scientific theory of law.

The point of view expressed in the literature about the optional pre-formulation of the general concept of law, as a result of its scientific knowledge, the expediency of creating instead a universal scientific legal theory in accordance with the system of logical principles for constructing scientific theories, directing the knowledge of law through the necessary stages. One of the most important stages in the knowledge of law is the choice of the initial idea of law as a subject of study and its primary link.

The need for the formation of a scientific theory of law to find correctly its specific starting point is indicated. This can be done only from the standpoint of the dialectical theory of law.

Key words: concept, theory of law, dialectical logic, positivism, law dogma, positive law, methodology, subject of research, starting point of research of law, dialectical theory of law.

__________________________

1. Тарановский Ф.В. Энциклопедия права. – 3-е изд. – СПб. : Лань, 2001. – С. 14-19.

2. Там же. – С. 44-45.

3. Там же. – С. 45-54.

4. Ющик О.І. Теоретична «мілизна» догматичної юриспруденції // Право України. – 2016. – № 4. – С.139-148.

5. Алексеев С.С. Восхождение к праву. Поиски и решения. – М.: Издательство НОРМА, 2001. – 752 с. – С. 23-24.

6. Там само.

7. Ильенков Э.В. Философия и культура. – М.: Политиздат, 1991. – 464 с. – С. 291-292.

8. Алексеев С.С. Восхождение к праву. Поиски и решения. – С. 27.

9. Ющик О.І. Теорія права в контексті проблеми узагальненого знання / Юридична наука: сучасний стан та перспективи розвитку: Матеріали міжнародної наукової конференції (Київ, 13 травня 2009 р.). – К.: Видавництво «Юридична думка», 2009. – 156 с. – С. 57-63; Ющик О.І. Правознавство і теорія права: проблема узагальненого знання. // Вісник Академії правових наук України. – 2009. – № 2 (57). – С. 25-35.

10. Ющик О.І. Проблема формування наукової теорії правовідношення// Правова держава. Випуск 20. – К.: Ін-т держави і права ім. В.М. Корецького НАН України, 2009.– С. 89-102. 

11. Ющик А.И. Диалектика права / А.И. Ющик. – К.: Ред. журн. «Право Украины»; Ін Юре, 2013. Кн.1: Общее учение о праве (критический анализ общеправовых понятий). – Ч.ІІ. – 2013. – 768 с. – С. 538-552.

12. Стучка П.И. Избранные произведения по марксистско-ленинской теории права. – Латв. гос. изд-во. – Рига, 1964. – С. 191-213.

13. Там же. – С. 214-222.

14. Ющик А.И. Диалектика права. – Кн.1: Общее учение о праве (критический анализ общеправовых понятий). – Ч.ІІ. – С. 555-557.

15. Бекбаев Е.З. О двух функциях понятий в научном познании права // Журнал российского права. – 2014. – № 9. – С. 18-19.

16. Там же. – С. 22-26.

17. Бекбаев Е.З. Проблема начала в теоретическом познании правовой системы. / Автореферат дис… доктора юридических наук. – М., 2016. – 51 с.

18. Честнов И. Постклассическая теория права. Монография.: Издательский Дом «Алеф‑Пресс»; Санкт‑Петербург. 2012.