Со школьных лет, вероятно, многие помнят пушкинскую характеристику героя его знаменитой поэмы: «Онегин был, по мненью многих, ученый малый, но педант», который имел «счастливый талант без принужденья в разговоре коснуться до всего слегка» и «с ученым видом знатока хранить молчанье в важном споре». К чему это воспоминание? – К такому вот размышлению.
Мы слишком часто, отмечал Э.В. Ильенков, преподавая основы современной науки, современных знаний, не даем ученикам заглянуть в «кухню науки», не помогаем им рассмотреть тот процесс, в ходе которого сырой, еще не переваренный и не пережеванный материал жизни постепенно превращается в систему «чистых» теоретических абстракций, дефиниций, правил, законов и алгоритмов.
Потом мы удивляемся (или, наоборот, не удивляемся, что еще хуже), когда прилежно зазубривший все эти премудрости отличник становится в тупик, едва перед ним возникнет та самая «неумытая и неприкрашенная» действительность, полная трудностей и противоречий, из гущи которой когда-то были извлечены с помощью мышления те самые «чистые истины», которые он зазубрил, не думая, не видя в них никакого реального, предметного смысла. Вот и получается так, что человек, объевшийся с детства «жареными рябчиками абсолютной науки» (это – ироническое выражение молодого Маркса в адрес подобной «педагогики»), уже не видит – и не умеет видеть – живых птиц, летающих в небе над его головой. Он просто никак их не соотносит между собой – рябчиков жареных и живых веселых птичек, порхающих среди кустов…
Мы предлагаем ему знания – истины – в готовом виде, пригодном лишь к тому, чтобы погрузить их в память, а потом – на экзамене – из этой памяти извлечь в том же самом виде, в каком их туда погрузили. И вырастает недоросль, который всю жизнь остается в рамках заученного, а сам ничему у жизни научиться не умеет, не может.
Случается, он сам становится учителем и старательно формирует новые умы по своему образу и подобию. К. Маркс очень точно охарактеризовал человека с таким складом ума: Рошер (известный представитель политэкономии ХІХ века – Э.И.), безусловно, обладает большим – часто совершенно бесполезным – знанием литературы. Но что за польза мне от субъекта, знающего всю математическую литературу, но не понимающего математики? Если подобный педант, который по своей натуре никогда не может выйти за рамки ученья и преподавания заученного и сам никогда не сможет чему-либо научиться, был, по крайней мере, честен и совестлив, то он мог бы быть полезен своим ученикам. Лишь бы он не прибегал ни к каким лживым уловкам и сказал напрямик: здесь противоречие; одни говорят так, другие – этак; у меня же по существу вопроса нет никакого мнения; посмотрите, не сможете ли вы разобраться сами! При таком подходе ученики, с одной стороны, получили бы известный материал, а с другой – был бы дан толчок их самостоятельной работе. Конечно, в данном случае я выдвигаю требование, которое противоречит природе этого педанта. Его существенной особенностью является то, что он не понимает самих вопросов, и потому его эклектизм сводится, в сущности, лишь к натаскиванию отовсюду уже готовых ответов.
Готовые ответы (формулы, правила, законы), пишет Э.В. Ильенков, без понимания тех вопросов (т.е. задач, трудностей, проблем, противоречий), ответами на которые они являются, – вот и весь несложный секрет ума педанта. А ведь вся человеческая наука (все знания, вся культура человечества) есть не что иное, как с трудом обретенный, нащупанный, часто лишь угаданный – и, может быть, не во всем верно и точно – ответ на вопросы. На вопросы, которые с тех пор вновь и вновь встают перед людьми из гущи живой, реальной жизни. Эти вопросы бывают самой разной степени сложности, трудности. Одни можно решить с помощью простого здравого смысла, т.е. с помощью довольно простого способа мышления, а другие требуют способа (метода) мышления более развитого – научно-теоретического.
Наука вообще и возникает там, где перед людьми встают вопросы, не разрешимые донаучными средствами и способами мышления, с помощью простого здравого смысла. Только тут, собственно, и возникает необходимость в специально-научном мышлении, в науке, в исследовании.
(Э.В. Ильенков. Учиться мыслить! В кн.: Истоки мышления; Диалектика идеального.)
* * *