Этот вопрос возник в процессе работы над «Диалектикой права» (о генезисе и понятии юридического права) при ознакомлении с монографией С.С. Алексеева «Восхождение к праву: поиски и решения». Вот что писал названный автор, определяя «основу силы права».
«Рассмотрение права как явления цивилизации вывело на основную категорию, которая позволяет с широких позиций рассматривать правовые явления. Эта категория – правовые средства – категориальная основа инструментальной концепции права». Эти «правовые средства» рассматриваются им в качестве «фундаментальной юридической категории», правового понятия, охватывающего «всю правовую материю с функциональной стороны».
Правовые средства, поясняет автор, «это не действия юридического характера, не разнообразные процессы в юридической области, а юридические реальности – твердая, неизменная “юридическая наличность” (которую можно как бы “взять в руки”, так или иначе использовать). Такого рода юридическая наличность охватывает все стороны и проявления права – не только действующие юридические нормы, законы, но и, например, индивидуальные акты, юридические санкции, объективированные данные судебной практики. Сюда же, на другом уровне юридических реальностей, относятся запреты, дозволения, позитивные обязывания, а также юридические конструкции, структурные построения, типы, системы регулирования и др.».
По словам автора, «именно в качестве субстанциональных явлений (?) правовые средства – это носители силы права. Они в этой связи по большей части выступают в виде тех или иных принудительных мер. В частности, санкций, средств защиты, компенсационных мер и т.д. Правовые средства, отличающиеся принудительным характером, потому и обособляются в устойчивые “реальности”, что в них заложены такие возможности, которые позволяют справиться с трудностями,…обеспечить решение “того, во имя чего” потребовалось позитивное право – решение назревшей жизненной ситуации на “началах права”.
Хотя правовые средства есть явление субстанциальное, в них, в самом их бытии присутствует возможность того, что известные субъекты действительно обратятся к ним как к средствам в сугубо деловом значении, т.е. “возьмут их в руки” и добъются с их помощью нужного, ожидаемого результата в соответствии с правом, в итоге – в соответствии с требованиями (императивами) цивилизации. Таким образом, правовые средства – это наиболее общая, универсальная правовая категория. С правовых средств …право в своем реальном регулятивном назначении начинается. Из правовых средств (разного содержания, уровня) и складывается вся правовая материя – “тело” права».
При этом «правовые средства» прежде всего «должны рассматриваться в качестве первичного и универсального звена правовой материи, точнее даже – исходной единицы всей материи права, с которого в инструментальной плоскости реально началось и реально пошло все правовое развитие».
Рассуждений о «правовых средствах» оказалось недостаточно для понимания правовой материи, поэтому С.С. Алексеев дополняет представление о ней соображениями о «зримой» и «незримой» правовой материи. «Суть вопроса – в том, что “тело”, “вещество” права образует его… внутренняя форма, т.е. структура, юридическая организация образующих право интеллектуально-волевых положений, идей, решений, мыслей. Правда, и эта структура тоже может иметь “зримое” выражение в законах, иных писаных источниках права…Но само-то “вещество” права, его corpus juris – это особая, во многом “невидимая” социальная реальность, выражающая структурированность права, организацию его содержания с сугубо юридической стороны» (Алексеев С.С. Восхождение к праву. Поиски и решения. – М.: Издательство НОРМА, 2001. – 752 с. – С.120-125, 238-254).
Данное изложение представлений одного из достаточно известных в советской и постсоветской юридической науке теоретиков права показывает беспомощность теоретической мысли, которая наблюдается уже многие десятилетия в понимании содержания и формы права, юридических норм и их выражения в позитивном праве у всех, кому трудно дается диалектика права. Вопреки утверждению С.С. Алексеева о том, что «здесь меняются подходы к праву – метод его рассмотрения, при котором позитивное право как бы “обнажается целиком”, открывается путь к его закоулкам и тайникам, во многом “прикрытым” в традиционных догматических трактовках юридическими нормами», здесь никакого принципиального изменения в методе нет и близко. Всё та же метафизика и догма права, лишь прикрытая словесной эквилибристикой, блуждание по «закоулкам позитивного права», в которых автор затерялся в поисках материи права, стремясь отойти при этом от «императивной заданности юридических норм». Выход в этих поисках на понятие «правовые средства», который представляется ему решением проблемы, на самом деле ничего не решает, он лишь уводит от истины.
Что такое, в самом деле, эти «правовые средства», которые не есть ни «действиями юридического характера», ни «процессами в юридической области», а являются некими «юридическими реальностями», твердой, неизменной «юридической наличностью», которую «можно как бы взять в руки, так или иначе использовать»? Но при этом данная «наличность» охватывает «все стороны и проявления права» в виде действующих юридических норм, законов, индивидуальных актов, юридических санкций и даже «объективированных данных судебной практики», плюс к этому «запреты, дозволения, позитивные обязывания, а также юридические конструкции, структурные построения, типы, системы регулирования и др.». О каком «отходе от императивной заданности юридических норм» здесь можно вообще говорить?
Тем не менее, эти «правовые средства» и есть носители силы права, поскольку содержат возможность (!) обращения к ним субъектов права и получения требуемого результата. Сомнительная «сила права» и «правовая материя» в качестве «тела» права, с которого начинается право «в своем реальном регулятивном назначении»…
+ + +
В представлении названного автора и всех тех теоретиков, которые сводят право к закону, навязываемому силой государством обществу (законодательной властью, которая «дает закон», исполнительной и судебной властями государства, которые этот закон проводят в жизнь, в том числе посредством принуждения и насилия), – в таком представлении всякая сила права заключается в силе государства, как машины, или аппарата, для поддержания правового порядка в обществе.
В марксизме, который пропагандировал в советское время тот же С.С. Алексеев и другие сторонники отмеченного представления, они использовали в его подтверждение в том числе многократно цитированные ими слова В.И. Ленина из работы «Государство и революция» о том, что «…право есть ничто без аппарата, способного принуждать к соблюдению норм права»
(Ленин В.И. Полн. собр. соч., т.33, с.99). При этом как-то оставалось без внимания то, что данная ленинская фраза была высказана им в связи с характеристикой не права как такового вообще, а конкретно буржуазного права, которое, наряду с «государством», остается еще при социализме в известном смысле как «буржуазное право».
Разумеется, в обществе, разделенном на антагонистические классы, на эксплуататоров и эксплуатируемых, нет другого способа всех людей с их противоречивыми интересами заставить соблюдать нормы права, кроме насильственного способа, принуждения к соблюдению правовых норм всей мощью государственной машины. Однако тот факт, что количество нарушений права, в том числе преступных, из года в год не только не снижается, а во многих государствах еще и растет (о чем говорит судебная статистика), не говоря уже о государственных переворотах и революциях, ломающих и отбрасывающих существующие законы, да и просто все более частое внесение поправок в имеющееся законодательство, – все это заставляет усомниться в наличии у государственной власти способности эффективно принуждать к соблюдению норм права.
Более того, само право используется политической оппозицией во власти и вне ее для противодействия государственно-властному принуждению к выполнению правовых норм, так или иначе не устраивающих оппозицию и стоящих за ней групп населения.
Из всего этого следует, что в указанном представлении речь не о праве, а о политике, которая, по определению того же Ленина, выражала соотношение сил общественных классов в их борьбе, то есть о политических силах, а не о силе права в качестве нормативного регулятора общественных отношений. В обществе с антагонистическими классами нормы права заставляет соблюдать не сила самого права, а прежде всего тот аппарат, без принудительной силы которого «право есть ничто».
+ + +
Представление, которое, по сути дела, выводит силу права из политической силы и возможностей государственной «машины» для поддержания господства одного класса над другим (марксистское определение понятия государства), – это представление основывается на трактовке самого права как государственного инструмента в управлении обществом. Всяческие попытки догматиков от якобы марксизма и их антимарксистских коллег убедить в том, что они смотрят на право не с «узкоклассовых» позиций, а стоят на позиции «широкого понимания права», в итоге приводят ко всё тому же представлению о силе права, получаемой им от связи его с силой государства.
Представить право без государства нынешние теоретики права никак не могут, оставаясь в плену застарелой догмы права. Более интересны в этом смысле теоретики социологического направления в науке о праве, однако и им недостает методологического арсенала для истинного понимания права и его силы, - до тех пор пока они не встанут на точку зрения материалистической диалектики.
В этом контексте диалектическая теория права оказывается единственной теорией, в понимании которой не всякое право связано с государством, а только юридическое право – как всего лишь один из видов права вообще, наряду с первобытным правом и гуманистическим правом бесклассового общества (См. Ющик А.И. "Диалектика права", кн.1 "Общее учение о праве").
Право вообще является атрибутом не государственного управления, а атрибутом социального управления, лишь одним из видов которого в классовом обществе становится государственное управление. Атрибутом последнего есть только юридическое право. Таково действительно марксистское понимание права.
И если нам рассказывают, что сила права идет от его связи с государством (или подразумевают это, не говоря прямо), то на самом деле нам рассказывают о юридическом праве, а не праве как таковом, как особенном явлении в жизни людей с древнейших времен до наших дней.
В классовом обществе только юридическая сила правовых норм, за которой стоит сила государства в качестве политико-юридического института, явилась необходимой для реализации социального управления обществом.
Здесь можно обратить внимание на одну публикацию сайта о соотношении политического и юридического (См.: «Правоведение, политология и юридическая наука: кое-что об определении предмета»), которая поможет лучше понять данные рассуждения о силе права.
+ + +
Таким образом, говоря о силе права, мы должны разуметь под правом не один из видов права, не классовое юридическое право с государством, стоящим за ним, а право всякого общества вообще, в том числе бесклассового общества, право как социальный феномен, в его родовом качестве.
В этом случае вопрос стоит так: обладает ли право в таком его качестве своей собственной силой и если да, то в чем она состоит?
Встав на позицию диалектической теории права, попытаемся дать ответ на этот вопрос.
Как атрибут социального управления, т.е. одна из составляющих его нормативности (без нормативности вообще нельзя представить себе социальное управление), право наряду с другими нормативными системами (моральной, религиозной, технической) регулирует поведение людей, подчиняя их волю правовым нормам. Эти нормы, как и все остальные нормы, обладают свойством обязательности, имеют обязывающий характер; им добровольно, без какого-либо внешнего принуждения подчиняют свою волю и поведение субъекты различных правовых отношений, делая их действительными нормами. Точно так же и нормы других регуляторов подчиняют себе волю и поведение людей в разных иных отношениях (религиозных, моральных, технических).
Выходит, право уже ввиду того, что оно является нормативным регулятором поведения людей, обладает своей собственной силой.
Вместе с тем, это идеальное представление о праве не отвечает «прозе жизни», в которой мы наблюдаем массу случаев обратного, то есть неподчинения воли и поведения тех же людей в тех же правовых отношениях нормам права. Но подобно тому как в живом организме есть больные и даже умершие клетки, так и в праве есть и такие «нормы», которые игнорируются людьми и которые по существу нормами не являются. Все эти так называемые «нормы» указывают на отсутствие у права подчиняющей силы. В зависимости от того, являются ли «здоровыми» правовые нормы или же в массе своей недействующими, «больными», изменяется и сила права. Как и сила всякого живого организма.
Из этого должно быть понятно, что у права сила тем больше, чем большее число субъектов правовых отношений добровольно подчиняется этой силе и чем меньше людей игнорируют, а тем более прямо нарушают правовые нормы.
Собственно говоря, сила права, как и сила иных нормативных регуляторов поведения людей, – это, на самом деле, не какая-то сила внешнего для них субъекта (нормы ведь не есть субъектом); это, по сути, сила воли самих правопослушных субъектов, объединения людей, подчиняющих свое поведение воплощенной в правовых нормах объективной воле, вопреки их же сиюминутным субъективным желаниям, стремлениям и намерениям, вопреки всякому их субъективному произволу.
+ + +
Но сила воли правопослушных субъектов точно также не есть силой самого права, как и сила стоящего за правом властного авторитета. В этом случае ведь можно поставить вопрос и так: что есть в праве такого, что направляет волю индивида к правопослушному поведению, подчиняет сознание субъекта воли?
Эта содержащаяся в праве сила, очевидно, связана с самой сущностью права, с его «материей», но при этом составляет, образно говоря, не «тело» права, а его «душу». Такой «душой» права есть справедливость, являющаяся нравственным основополагающим началом общественной жизни людей.
Поскольку понятию справедливости была посвящена ранее специальная публикация сайта (См.: в рубрике «Политика и идеология» материал «Социальная справедливость: идея и лозунг»), здесь нет смысла повторять сказанное ранее о нашем понимании справедливости.
Сила права – это сила не столько правовых средств, сколько сила духа права. Чем справедливее правовые законы, составляющие содержание правовых норм, тем подчиняющая сознание и волю людей сила этих законов больше, а значит, больше и сила права. Несправедливое право можно, конечно, навязать многим людям средствами насилия, но всегда найдутся те, кто не подчиняется этому насилию и в конце концов разрушает такое право. А если их становится много, то никакое насилие не поможет навязать обществу несправедливость.
Чтобы понять, почему сила права в его справедливости, важно внимательно прочесть и осмыслить упомянутую публикацию о справедливости. Тогда станет ясно, что не случайно «право» и «справедливость» имеют общий корень «прав». Ибо справедливость означает равенство человеческого достоинства в отношениях между людьми, в их общественных отношениях. А право, как и мораль с религией, – это нормативные регуляторы поведения людей в общественном управлении этими отношениями и этим поведением. Поэтому не только сила права, но и сила морали и сила религии определяется мерой справедливости.
Быть может, кому-то покажется, что размышления о какой-то "силе" права не имеют практического смысла, что это бесполезное философствование на отвлеченную тему.
Но вот мы имеем на практике разрастающийся кризис современного мирового порядка. Его можно, конечно, по-марксистски объяснять исчерпанием потенциала капиталистического способа производства, что, в общем, является правдой. Однако это лишь половина дела, ибо непосредственно изменить существующий способ производства невозможно.
Вместе с тем, данный кризис находит свое проявление в том, что в управлении человечеством утрачивают силу действия на поведение людей все нормативные регуляторы их поведения – и право, и мораль, и религия. Утрачивают силу именно потому, что в жизни людей основательно нарушено начало справедливости. Ведь сила и морали, и религии, также как и сила права, определяется мерой всё той же справедливости.
В мире идет борьба не только за справедливое распределение жизненных ресурсов между народами и капиталистическими монополиями, но, что гораздо важнее, идет сражение за равноуважительное отношение к достоинству каждого человека. Следовательно, идет бой за справедливость – самый трудный бой земной…